Флавия де люс сладость на корочке пирога

Сладость на корочке пирога читать онлайн - Алан Брэдли

Алан Брэдли

Сладость на корочке пирога

Посвящается Ширли

Unless some sweetness at the bottom lie,

Who cares for all the crinkling of the pie?

William King, The Art of Cookery [«Если на корочке торта сладость, кого волнует сердцевина?» Уильям Кинг, «Искусство кулинарии». (англ.) // Стихи в романе даются в переводах на русский в тех случаях, если есть опубликованные варианты, в противном случае оставлен оригинал на английском. ]

1

В чулане было темно, хоть глаз выколи. Они втолкнули меня внутрь и заперли дверь. Я тяжело дышала, отчаянно пытаясь успокоиться. Считала до десяти на каждом вдохе и до восьми, медленно выдыхая во мрак. К счастью, они не настолько глубоко засунули кляп мне в рот, чтобы я не могла дышать, и я раз за разом втягивала в себя застоявшийся, пахнущий плесенью воздух.

Я попыталась подцепить ногтями шелковый шарф, которым мне связали руки за спиной, но, поскольку все время обгрызала их до мяса, у меня ничего не получилось. Мне здорово повезло, что я сообразила сжать кончики пальцев, сделав арку, чтобы пошире расставить ладони, когда они затягивали узлы.

Сейчас я повертела запястьями, сильно прижимая их друг к другу, пока не ощутила легкий зазор, большими пальцами стянула шелк, чтобы узлы оказались между ладонями, а потом между пальцами. Если бы у них хватило ума связать мне большие пальцы, у меня не было бы шансов. Что за идиотки!

Наконец освободив руки, я быстро управилась с кляпом.

Теперь дверь. Но сначала, дабы убедиться, что они не притаились за ней в ожидании, я присела на корточки и изучила в замочную скважину чердак. Слава небесам, что они унесли ключ с собой. Никого не было видно в поле зрения: за исключением путаницы колеблющихся теней, рухляди, старинных безделушек, длинный чердак был пуст. Путь был свободен.

Ощупав заднюю стену чердака над головой, я отвинтила проволочный крюк от вешалки для одежды. Уперев загнутый конец крюка в замочную скважину и надавив на другой конец, я смогла изогнуть его буквой «Г»; воткнула импровизированный крюк внутрь старого замка. Немного ловкости и умения — и послышался заветный щелчок. Это оказалось даже слишком легко. Дверь распахнулась, и я очутилась на свободе.

Я скатилась по широкой каменной лестнице в холл, на миг задержавшись перед дверью в столовую, чтобы отбросить косички за спину, на их привычное место.

Отец хотел, чтобы обед сервировали ровно в час на массивном дубовом длинном узком обеденном столе, точно так, как это было при жизни мамы.

— Офелия и Дафна еще не спустились, Флавия? — раздраженно поинтересовался он, подняв взгляд от последнего выпуска «Британского филателиста», лежащего рядом с мясом и картофелем.

— Я их давно не видела, — ответила я.

Это правда. Я их давно не видела — с тех пор, как они сунули мне кляп в рот и завязали глаза, потом, беспомощную, втащили по лестнице на чердак и заперли в чулане.

Отец смотрел на меня поверх очков обязательные четыре секунды, прежде чем вернуться к поглощению пищи.

Я одарила его широкой улыбкой — достаточно широкой, чтобы предоставить ему хороший вид на брекеты, сдавливающие зубы. Хотя они делали меня похожей на дирижабль без оболочки, отец любил, когда ему напоминали, что он не зря потратил деньги. Но на этот раз он был слишком занят, чтобы заметить это.

Я сняла крышку со споудовского [«Споуд» — марка английского фарфора, по имени основателя фирмы Дж. Споуда. // Они стоят рядом, // Большие, маленькие, некоторые размером с голову…] блюда с овощами, вручную разрисованного бабочками и ягодами малины, и положила себе щедрую порцию горошка. Пользуясь ножом вместо линейки и вилкой вместо шила, я расставила горошины на тарелке аккуратными рядами и колоннами: шеренга за шеренгой зеленых шариков, расположенных с точностью, восхитившей бы самого придирчивого швейцарского часовщика. Затем, начав с нижнего левого угла, я подцепила вилкой первую горошину и съела ее.

Это вина Офелии, и только ее. В конце концов, ей семнадцать лет, поэтому предполагается, что она обладает хотя бы толикой зрелости, которая должна быть присуща взрослому человеку. То, что она объединилась с тринадцатилетней Дафной, просто несправедливо. На двоих им целых тридцать лет! Тридцать лет — против моих одиннадцати. Это не только неспортивно, это ужасно мерзко. И я обязана отомстить.

Следующим утром я возилась с колбами и сосудами в своей химической лаборатории на верхнем этаже восточного крыла дома, когда ворвалась Офелия, не отягощая себя хорошими манерами.

— Где мое жемчужное ожерелье?

Я пожала плечами.

— Я не стерегу твои безделушки.

— Я знаю, что ты его взяла. Мятные конфетки, лежавшие в ящике для белья, тоже исчезли, и я не раз замечала, что пропадающие в этом доме конфетки оказываются в одном и том же грязном ротике.

Я отрегулировала огонь спиртовки, подогревающей мензурку с красной жидкостью.

— Если ты намекаешь, что моя личная гигиена не соответствует твоим высоким стандартам, пойди и оближи мои галоши.

— Флавия!

— Так и сделай. Мне надоело, что меня постоянно винят во всем, Фели.

Но мое праведное негодование скисло, когда Офелия близоруко уставилась на рубиновую мензурку, начавшую закипать.

— Что это за липкая масса на дне? — Ее длинный наманикюренный палец постучал по стеклу.

— Эксперимент. Осторожно, Фели, это кислота.

Лицо Офелии побелело.

— Это же мой жемчуг! Это же мамино ожерелье!

Офелия — единственная из дочерей Харриет, называвшая ее мамой: единственная из нас достаточно взрослая, чтобы сохранить воспоминания о выносившей нас женщине из плоти и крови; Офелия никогда не позволяла нам забывать об этом. Харриет погибла, совершая восхождение в горы, когда мне был всего год, и в Букшоу о ней редко говорили.

Ревновала ли я к воспоминаниям Офелии? Возмущалась ли я? Не уверена, что все было так просто, в действительности все было намного сложнее. Некоторым странным образом я относилась к воспоминаниям Офелии о нашей матери с презрением.

Я медленно подняла голову от своей работы, так чтобы круглые стекла очков сверкнули белым светом. Я знала, когда я так делаю, Офелия с ужасом думает, что попала в общество безумного немецкого ученого из черно-белого фильма в «Гомонте» [«Гомонт» — сеть английских кинотеатров.].

— Дрянь!

— Ведьма! — парировала я, подождав, пока Офелия развернется на каблуках — довольно аккуратно, заметила я, — и вылетит за дверь.

Возмездие не заставило себя долго ждать, так было всегда, когда я имела дело с Офелией. В отличие от меня Офелия не была склонна к длительному планированию и не знала, что месть лучше подавать холодной.

После обеда, когда отец спокойно вернулся в кабинет чахнуть над коллекцией марок, Офелия слишком спокойно отложила серебряный нож для масла, в котором последние пятнадцать минут разглядывала себя с любопытством попугайчика. Без предисловий она заявила:

— Ты знаешь, на самом деле я тебе не сестра… И Дафна тоже. Вот почему мы совсем на тебя не похожи. Не думаю, что тебе когда-нибудь приходило в голову, что тебя удочерили.

Я со стуком уронила ложку.

— Это неправда. Я вылитая Харриет. Все так говорят.

— Она взяла тебя в приюте для детей, рожденных незамужними женщинами, именно из-за этого сходства, — с противным видом заявила Офелия.

— Какое могло быть сходство между взрослой женщиной и ребенком? — Я не лезла за словом в карман.

— Ты ей напомнила ее детские фотографии. Боже мой, она даже принесла их с собой, чтобы сравнить.

Я воззвала к Дафне, уткнувшейся в кожаный переплет «Замка Отранто».

— Это ведь неправда, Даффи?

— Боюсь, что правда, — ответила Дафна, лениво переворачивая страницу из тонкой гладкой бумаги. — Отец всегда говорил, что это будет шоком для тебя. Он заставил нас пообещать, что мы тебе никогда не скажем. По крайней мере до тех пор, пока тебе не исполнится одиннадцать. Мы дали ему клятву.

— Зеленый кожаный саквояж, — продолжала Офелия. — Я видела его своими глазами. Я видела, как мамочка кладет в него свои детские фотографии, чтобы отнести в приют. Хотя тогда мне было только шесть лет — почти семь, — я никогда не забуду ее белые пальцы… пальцы на медных застежках.

Я выскочила из-за стола и в слезах выбежала из комнаты. На самом деле я не думала о яде, по крайней мере до следующего утра.

Как все гениальное, это оказалось просто.

Букшоу был домом для нашей семьи, семьи де Люсов, с незапамятных времен. Теперешний дом в георгианском стиле построили вместо елизаветинского, сожженного дотла крестьянами, заподозрившими де Люсов в симпатии к оранжистам. Тот факт, что мы в течение четырех столетий были ярыми католиками и оставались таковыми до сих пор, ничего не значил для возмущенных обитателей Бишоп-Лейси. «Старый дом», как его называли, разрушили, а новому, построенному на его месте, исполнилось уже почти триста лет.

Затем наши предки, Энтони и Уильям де Люсы, не поладили по поводу Крымской войны и испортили первоначальный замысел. Каждый пристроил к дому по крылу, Уильям — восточное, а Энтони — западное.

Каждый стал затворником в своих владениях и запретил другому пересекать черную линию, разделившую усадьбу напополам от вестибюля через фойе и до уборной дворецкого за черной лестницей. Их две пристройки из желтого кирпича в викторианском стиле обрамляли дом, словно связанные крылья кладбищенского ангела, что, с моей точки зрения, придавало большим окнам и ставням георгианского фасада Букшоу чинный и удивленный вид старой девы со слишком туго уложенным пучком волос.

Следующий де Люс, Тарквин, или Тар, как его называли, в результате неслыханного нервного срыва погубил на корню то, что обещало стать блестящей карьерой химика, и был исключен из Оксфорда тем летом, когда королева Виктория праздновала серебряный юбилей.

Снисходительный отец Тара, заботясь о слабом здоровье наследника, не пожалел средств и оборудовал лабораторию на верхнем этаже восточного крыла Букшоу; здесь были немецкое стекло, немецкие микроскопы, немецкий спектроскоп, медные химические весы из Люцерна и сложной формы гейслерова труба ручной работы, к которой Тар мог присоединить электрические провода, чтобы изучать флуоресценцию различных газов.

На столе около окна установили микроскоп Лейтца, медный корпус которого до сих пор сиял первозданным теплым блеском, как в тот день, когда его привезли на тележке, запряженной пони, в Букшоу. Его отражающее зеркало можно было повернуть под таким углом, чтобы поймать первые бледные лучи утренного солнца, в то время как для пасмурных дней и для использования в темное время суток он был оборудован парафиновой лампой лондонской фирмы Дэвидсона и Ко.

Здесь имелся даже человеческий скелет на подставке на колесах, подаренный двенадцатилетнему Тару великим натуралистом Фрэнком Бакландом, чей отец съел мумифицированное сердце короля Людовика XIV.

Три стены лаборатории от пола до потолка занимали шкафы со стеклянными дверцами, два шкафа были заставлены рядами химикатов в стеклянных аптекарских мензурках с наклеенными этикетками, подписанными аккуратным каллиграфическим почерком Тара де Люса, который, в конце концов, перехитрил судьбу и пережил всех. Он умер в 1928 году в возрасте шестидесяти лет посреди своего химического королевства, где на следующий день его обнаружила домоправительница. Один его мертвый глаз продолжал слепо разглядывать что-то в своем любимом Лейтце. Ходили слухи, что он занимался разложением первого порядка динитрогена пентоксида. Если это правда, значит, это первое письменно зафиксированное исследование реакции, которая впоследствии привела к изобретению атомной бомбы.

В течение долгих пыльных лет лаборатория дяди Тара была заперта и пребывала в душной тишине, пока не начало проявляться то, что отец именовал моими «странными склонностями», и я не предъявила на нее права.

Я до сих пор трепещу от счастья, вспоминая дождливый августовский день, когда Химия вошла в мою жизнь.

Я покоряла вершины книжных шкафов, воображая себя знаменитой альпинисткой, когда моя нога соскользнула и на пол упала тяжелая книга. Подняв ее, чтобы расправить смявшиеся страницы, я увидела, что в ней не только слова, но и дюжины рисунков. На некоторых из них лишенные тела руки наливали жидкости в любопытной формы стеклянные сосуды, выглядевшие словно музыкальные инструменты из другого мира.

Книга называлась «Основы химии», и через несколько минут я узнала, что слово «йод» происходит от слова, обозначающего лиловый, и что слово «бром» образовано от греческого слова, означающего зловоние. Это были именно те вещи, которые мне следовало знать! Я сунула толстый красный том под свитер и унесла его наверх и лишь намного позже заметила, что на форзаце написано имя — Х. де Люс. Книга принадлежала Харриет.

Вскоре я обнаружила, что провожу за книгой каждую свободную минуту. Бывали вечера, когда я не могла дождаться времени ложиться спать. Книга Харриет стала моим тайным другом.

Здесь были описаны все щелочные металлы: металлы со сказочными названиями вроде лития и рубидия; щелочноземельные — стронций, барий и радий. Я громко ликовала, прочитав, что радий открыла женщина — мадам Кюри.

Потом были отравляющие газы — фосфин, арсин (один пузырек которого, как известно, был смертелен), пероксид нитрогена, сероводородная кислота… Конца и края этому не было. Когда я обнаружила, что в книге описаны химические формулы этих веществ, я была на седьмом небе от счастья.

Как только я научилась разбираться в химических уравнениях типа K4FeC6N6 + 2 K = 6 KCN + Fe (описывающего, что происходит, когда желтую кровяную соль нагревают с углекислым калием для получения цианистого калия), передо мной открылся новый мир: я словно наткнулась на книгу рецептов, некогда принадлежавшую лесной ведьме.

Больше всего меня волновало вот что: каким образом все на свете — абсолютно все! — удерживается воедино невидимыми химическими узами, и я находила странное, невыразимое утешение в том, что где-то, пусть мы этого не видим в нашем мире, есть подлинная стабильность.

Сначала я не связала между собой книгу и заброшенную лабораторию, которую обнаружила еще ребенком. Но когда это произошло, моя жизнь обрела смысл.

Тут, в лаборатории дяди Тара, полка за полкой стояли книги по химии, которые он заботливо собирал, и вскоре я обнаружила, что с приложением некоторых усилий большинство из них находятся в пределах моего понимания.

Затем начались простые эксперименты, и я пыталась соблюдать инструкции вплоть до последней буквы. Не скажу, что обошлось без взрывов и плохих запахов, но лучше об этом не упоминать.

С течением времени мои записные книжки делались все толще. Мои труды обрели бо́льшую утонченность, когда мне открылись тайны органической химии, и я бурно радовалась новооткрытым сведениям о том, что так легко можно получить из природы.

Особенной моей страстью были яды.

Я расчищала себе путь среди растений бамбуковой тростью, открученной от зонтика, стоявшего в холле. Здесь, в огороде, высокие стены из красного кирпича еще не впитали солнечное тепло; все было пропитано шедшим ночью дождем.

Пробираясь сквозь остатки прошлогодней нескошенной травы, я брела вдоль стены до тех пор, пока не нашла то, что искала, — лужайку с яркими листьями, алый блеск которых позволял легко обнаружить их трилистные пучки среди прочих растений. Нацепив хлопчатобумажные перчатки, которые я предусмотрительно заткнула за пояс, и насвистывая в вольной интерпретации «Биббиди-боббиди-бу» [Песенка Золушки из диснеевского мультфильма.], я приступила к работе.

Позже, в безопасности моего sancta sanctorum — святая святых, — я наткнулась на эту замечательную фразу в биографии Томаса Джефферсона и присвоила ее, — не снимая перчаток, я сложила листья в стеклянную реторту и утрамбовала. Далее пришел черед моего любимого занятия.

Закупорив реторту, я прикрепила ее с одной стороны к сосуду с кипящей водой, а с другой — к стеклянному змеевику-конденсатору, открытый конец которого находился над пустой мензуркой. Вода бурлила, и я следила, как пар проникает через трубку в реторту с листьями. Они уже начали съеживаться и вянуть, по мере того как горячий пар открывал их крошечные поры, экстрактируя масла.

Именно так древние алхимики практиковали свое искусство: огонь и вода, вода и огонь. Дистилляция.

Как я любила это дело!

Дистилляция. Я произнесла это слово вслух:

— Дистилляция!

Я с благоговейным трепетом наблюдала, как пар охлаждался и конденсировался в змеевике, и в восторге заломила руки, когда первая прозрачная капля жидкости повисла на краю змеевика и затем с едва слышным «кап» упала в ожидающий резервуар.

Когда вода выкипела и процесс был доведен до конца, я погасила огонь и оперлась подбородком на ладони, зачарованно наблюдая, как жидкость в мензурке разделилась на два различных слоя: чистая дистиллированная вода на дне и желтоватая жидкость над ней. Это было эфирное масло из листьев. Оно называлось «урушиол» и использовалось, кроме всего прочего, в производстве лака.

Покопавшись в кармане джемпера, я извлекла блестящий золотой тюбик. Открыла колпачок и не удержалась от улыбки при виде красного содержимого. Помада Офелии, похищенная из ящика ее туалетного столика вместе с жемчугами и мятными конфетками. И Фели — мисс Носовой Платок — даже не заметила пропажу.

Вспомнив о мятных конфетках, я сунула одну горошинку в рот и с хрустом раскусила ее.

Сердцевина помады довольно легко извлеклась, и я снова зажгла спиртовку. Чтобы превратить воск в липкую массу, требовалась невысокая температура. Если бы Фели только знала, что помаду делают из рыбьей чешуи, думаю, что она бы менее охотно мазала рот этой штукой. Надо не забыть сказать ей. Я ухмыльнулась. Позже.

С помощью пипетки я добыла капли эфирного масла, плававшего на поверхности воды в мензурке, и капля за каплей начала аккуратно капать его в растаявшую помаду, энергично помешивая смесь деревянным шпателем.

Слишком жидко, подумала я. Сняла с полки банку и добавила чуть-чуть пчелиного воска, чтобы восстановить исходную консистенцию.

Снова настало время для перчаток — и для литейной формы для пуль, которую я стащила из действительно очень приличного оружейного музея в Букшоу.

Забавно, не так ли, что диаметр помады точно соответствует сорок пятому калибру? Полезная информация, на самом деле. Я должна буду обдумать возможности ее использования сегодня вечером, когда устроюсь в кровати. Сейчас я слишком занята.

Извлеченная из формы и охлажденная под проточной водой, восстановленная красная помада аккуратно поместилась на прежнее место в золотой тюбик.

Я вывернула и ввернула ее обратно несколько раз, чтобы убедиться, что все в порядке. Потом я закрыла колпачок. Фели спит долго и будет долго канителиться за завтраком.

— Где моя помада, маленькая дрянь? Что ты с ней сделала?

— Она в трюмо, — ответила я. — Я заметила ее там, когда воровала твой жемчуг.

За свою короткую жизнь, в тисках двух сестер, мне пришлось отточить язычок.

— Ее нет в ящике. Я только что смотрела, ее там не было.

— А ты надела очки? — хмыкнула я.

Хотя отец заставил всех нас обзавестись очками, Фели отказывалась носить свои, а мои стекла мало чем отличались от оконных. Я надевала их либо в лаборатории, чтобы защитить глаза, либо для того, чтобы вызвать жалость.

Фели с грохотом выскочила из-за стола и унеслась из комнаты.

Я вернулась к изучению содержимого второй миски «Уитабикс» [«Уитабикс» — фирменное название пшеничных батончиков из спрессованных хлопьев; подаются к завтраку с молоком и сахаром.].

Позже я занесла в записную книжку следующее:

«Пятница, 2 июня 1950 года, 9:42. Объект выглядит нормально, но раздражителен (хотя разве она не всегда такая?). Эффект может проявиться в промежутке от двенадцати до семидесяти двух часов».

Я могла подождать.

Сладость на дне пирога: NPR

Глава первая

В шкафу было черным, как старая кровь. они втолкнули меня внутрь и заперли дверь. Я тяжело дышал через нос, отчаянно борясь за спокойствие. Я пытался считать до десяти при каждом вдохе и до восьми, медленно выдыхая каждый вдох в темноту. К счастью для меня, они так плотно втянули кляп в мой открытый рот, что мои ноздри остались беспрепятственными, и я мог втягивать один медленный вдох за другим затхлый затхлый воздух.

Я пробовала засовывать ногти под шелковый шарф, которым связывали мои руки за спиной, но поскольку я всегда кусала их за живое, ловить было нечего. Желаю удачи, что я не забыла соединить кончики пальцев вместе, используя их как десять твердых маленьких оснований, чтобы раздвинуть ладони, когда они туго затянули узлы.

Теперь я повернул запястья, сжимая их вместе, пока не почувствовал слабость, большими пальцами расплавляя шелк вниз, пока узлы не оказались между моими ладонями, а затем между пальцами.Если бы они были достаточно умны, чтобы думать о том, чтобы связать мои пальцы вместе, я бы никогда не сбежал. Какие они были полнейшими идиотами.

Наконец освободив руки, я быстро расправился с кляпом.

Теперь о двери. Но сначала, чтобы убедиться, что они не подстерегают меня, я присел на корточки и выглянул через замочную скважину на чердак. Слава богу, они забрали ключ с собой. Никого не было видно; За исключением вечного клубка теней, барахла и унылых безделушек, длинный чердак был пуст.Берег был чист.

Подняв руку над головой в задней части шкафа, я открутил один из проволочных крючков для одежды от монтажной платы. Вставив его изогнутое крыло в замочную скважину и подняв другой конец, я смог сформировать L-образный крюк, который воткнул в глубину древнего замка. Немного разумной рыбалки и возни дали приятный щелчок. Это было почти слишком легко. Дверь распахнулась, и я был свободен.

Я спустился по широкой каменной лестнице в холл, остановившись у двери столовой ровно на столько, чтобы закинуть косички на плечи и занять их обычное положение.
Отец по-прежнему настаивал на подаче обеда, поскольку часы пробили час и ели за массивным дубовым трапезным столом, как это было при жизни матери.

"Офелия и Дафна еще не спят, Флавия?" - раздраженно спросил он, отрывая взгляд от последнего выпуска «Британского филателиста», лежавшего раскрытым рядом с его мясом и картошкой.

«Я давно их не видел, - сказал я.

Это было правдой. Я не видел их - с тех пор, как они заткнули мне рот и завязали глаза, а затем затащили меня привязанным к чердаку и заперли в шкафу.

Отец пристально смотрел на меня поверх очков в течение установленных по закону четырех секунд, прежде чем он вернулся к бормотанию над своими липкими сокровищами.

Я одарил его широкой улыбкой, достаточно широкой, чтобы он мог хорошо рассмотреть проволочные скобы, сковывающие мои зубы. Хотя они и дали мне вид дирижабля без шкуры, отцу всегда нравилось, когда ему напоминали, что он получает то, что ему нужно. Но на этот раз он был слишком занят, чтобы заметить.

Я поднял крышку с овощной тарелки «Спод» и из глубины его нарисованных вручную бабочек и малины насыпал щедрую порцию гороха.Используя нож в качестве линейки и вилку в качестве стержня, я распределил горошины так, чтобы они образовали аккуратные ряды и столбцы на моей тарелке: ряд за рядами маленькие зеленые шарики, расположенные с точностью, которая порадовала бы сердце самых требовательный швейцарский часовщик. Затем, начиная с нижнего левого угла, я проткнул вилкой первую горошину и съел ее.

Во всем виновата Офелия. В конце концов, ей было семнадцать, и поэтому ожидалось, что она будет обладать хотя бы каплей зрелости, к которой должна прийти во взрослом возрасте.То, что ей пришлось объединиться с Дафной, которой было тринадцать, было просто несправедливо. Их совокупный возраст составлял тридцать лет. Тридцать лет! - против моих одиннадцати. Это было не только неспортивно, но и совершенно гнилое. И он просто кричал о мести.

На следующее утро я был занят среди фляг и бутылок моей химической лаборатории на верхнем этаже восточного крыла, когда Офелия ворвалась без единой порции ла-ди-да.

"Где мое жемчужное ожерелье?"

Я пожал плечами.«Я не хранитель твоих безделушек».

«Я знаю, что вы его забрали. Мятные имперцы, которые были в моем ящике с нижним бельем, тоже исчезли, и я заметил, что пропавшие в этом доме мятные леденцы, кажется, всегда попадают в один и тот же грязный ротик».

Я отрегулировал пламя на спиртовой лампе, которая нагревала стакан с красной жидкостью. «Если вы намекаете, что моя личная гигиена не соответствует таким высоким стандартам, как ваша, вы можете пойти и сосать мои калоши».

"Флавия!"

"Ну, можно.Я устал от обвинений во всем, Фили.

Но мое праведное негодование было прервано, когда Офелия недальновидно заглянула в рубиновую колбу, которая только что закипела.

«Что это за липкая масса в внизу? »Ее длинный ухоженный ноготь постучал по стеклу.

« Это эксперимент. Осторожно, Фели, это кислота!

Лицо Офелии побелело. «Это мои жемчужины! Они принадлежали маме! »

Офелия была единственной из дочерей Харриет, которая называла ее« Мумия »: единственная из нас, достаточно взрослая, чтобы иметь какие-либо реальные воспоминания о женщине из плоти и крови, которая принесла нас ее тело, факт о котором Офелия никогда не уставала напоминать нам.Харриет погибла в результате несчастного случая во время альпинизма, когда мне был всего год, и в Бакшоу о ней не часто говорили.

Завидовал ли я воспоминаниям Офелии? Я обиделся на них? Я не верю, что знал; это было намного глубже. Довольно странным образом я презирал воспоминания Офелии о нашей матери.

Я медленно поднял глаза от работы, чтобы круглые линзы моих очков высвечивали ей пустые белые семафоры света. Я знал, что всякий раз, когда я делал это, у Офелии создавалось ужасное впечатление, будто она была в присутствии какого-то сумасшедшего черно-белого немецкого ученого в фильме в Gaumont.

«Зверь!»

«Ведьма!» - возразил я. Но не раньше, чем Офелия развернулась на каблуках - довольно аккуратно, подумал я, - и вылетела за дверь.

Возмездие не заставило себя долго ждать, но с Офелией его не было. Офелия не была, в отличие от меня, дальновидным планировщиком, который верил в то, что суп из мести доводится до совершенства.

Совершенно неожиданно после обеда, когда отец благополучно удалился в свой кабинет, чтобы злорадствовать над его коллекцией бумажных головок, Офелия слишком тихо отложила серебряный нож для масла, в котором, как волнистый попугайчик, она в последний раз рассматривала собственное отражение. четверть часа.Без преамбулы она сказала: «Я на самом деле не твоя сестра, ты знаешь ... и Дафна тоже. Вот почему мы так на тебя не похожи.

Я со стуком уронил ложку. «Это неправда. Я - точная копия Харриет. Все так говорят».

«Она выбрала тебя в Доме для незамужних матерей из-за поразительного сходства», - сказала Офелия, сделав неприятное лицо.

«Как могло быть сходство, когда она была взрослой, а я был младенцем?» Я был очень быстрым во всем.

«Потому что вы напомнили ей ее собственные детские картинки. Господи, она даже потащила их с собой и выставила рядом с вами для сравнения».

Я обратился к Дафне, чей нос прочно застрял в кожаном переплете «Замка Отранто». "Это неправда, не так ли, Даффи?"

«Как я боюсь», - сказала Дафна, лениво переворачивая страницу из луковой кожи. «Отец всегда говорил, что это будет для тебя шоком. Он заставил нас обоих поклясться никогда не рассказывать. Или, по крайней мере, до одиннадцати лет.Он заставил нас дать клятву ».

« Зеленая сумка Гладстона, - сказала Офелия. - Я видела это собственными глазами. Я видел, как мама запихивает свои детские фотографии в зеленую сумку Гладстона, чтобы тащить их домой. Хотя мне тогда было всего шесть - почти семь - я никогда не забуду ее белые руки. . . ее пальцы на латунной застежке ».

Я вскочил из-за стола и в слезах побежал из комнаты. На самом деле я не думал о яде до следующего утра за завтраком.

Как и все великие схемы, это был простой один.

Бакшоу был домом нашей семьи де Люсов с незапамятных времен. Нынешний дом в георгианском стиле был построен взамен елизаветинского оригинала, сожженного дотла сельскими жителями, подозревавшими симпатии де Люсов Оранских. То, что мы были ревностными католиками в течение четырехсот лет и оставались таковыми, ничего не значило для вспыльчивых жителей Бишоп-Лейси. «Старый дом», как его называли, сгорел в огне, а пришедший на его место новый дом переживал уже третье столетие.

Два более поздних предка де Люса, Антоний и Вильгельм де Люс, разошедшиеся во мнениях по поводу Крымской войны, испортили черты первоначальной постройки. Каждый из них впоследствии добавил крыло, Вильгельм - восточное крыло, а Антоний - западное.

Каждый стал отшельником в своем собственном владении, и каждый запретил другому когда-либо переходить черную линию, которую они заставили быть нарисованной в мертвую точку, от вестибюля впереди, через холл и прямо до дворецкого. W.C. за черной лестницей. Две их пристройки из желтого кирпича, явно викторианские, сложены, как крылья ангела-кладбища, что, на мой взгляд, придавало высоким окнам и ставням грузинского фасада в Бакшоу чопорный и удивленный вид старой девы, у которой слишком тугая булочка.

Позже де Люс, Тарквин - или Тар, как его называли - после сенсационного психического срыва разрушил то, что обещало стать блестящей карьерой в химии, и летом был отправлен из Оксфорда. Серебряного юбилея королевы Виктории.

Снисходительный отец Тара, заботящийся о неуверенном здоровье мальчика, не пожалел средств на оборудование лаборатории на верхнем этаже восточного крыла Бакшоу: лаборатории, полной немецкой посуды, немецких микроскопов, немецкого спектроскопа, латунных химических весов из Люцерна, а также изготовленную из ротовой полости немецкую трубку Гейслера сложной формы, к которой Тар мог прикрепить электрические катушки для изучения флуоресценции различных газов.

На столе у ​​окна стоял микроскоп Leitz, латунь которого все еще сияла той же теплой роскошью, что и в тот день, когда его привезли на тележке с пони из поезда в Бакшоу-Хэлт.Его отражающее зеркало можно было повернуть под углом, чтобы поймать первые бледные лучи утреннего солнца, а в пасмурные дни или для использования после наступления темноты оно было оснащено парафиновой лампой для микроскопа от Davidson & Co. из Лондона.

Был даже сочлененный человеческий скелет на подставке на колесах, подаренный Тару, когда ему было всего двенадцать, великим натуралистом Фрэнком Баклендом, чей отец съел мумифицированное сердце короля Людовика XIV.

Три стены этой комнаты от пола до потолка были уставлены шкафами со стеклянными фасадами, две из них были заполнены химикатами в стеклянных аптекарских банках, каждая из которых была помечена тщательным почерком на медной пластине Тар де Люса, который в конце концов имел помешал судьбе и пережил их всех.Он умер в 1928 году в возрасте шестидесяти лет посреди своего химического царства, где однажды утром его нашла экономка, один из его мертвых глаз все еще слепо смотрел в его любимого Лейтца. Ходили слухи, что он изучал разложение пентоксида азота первого порядка. Если это было правдой, это было первое зарегистрированное исследование реакции, которая должна была в конечном итоге привести к разработке атомной бомбы.

Лаборатория дяди Тара была заперта и хранилась в безвоздушной тишине в течение долгих пыльных лет, пока то, что отец называл моими «странными талантами», не начало проявляться, и я смог заявить их себе.

Я все еще дрожал от радости, когда думал о дождливом осеннем дне, когда химия попала в мою жизнь.

Я перебирал книжные шкафы в библиотеке, притворившись известным альпинистом, когда моя нога поскользнулась, и тяжелая книга упала на пол. Когда я поднял его, чтобы расправить смятые страницы, я увидел, что он заполнен не только словами, но и десятками рисунков. В некоторых из них бестелесные руки наливали жидкости в причудливо сделанные стеклянные сосуды, которые выглядели так, как будто они могли быть музыкальными инструментами из другого мира.

Книга называлась «Элементарное исследование химии», и за считанные секунды она научила меня, что слово йод происходит от слова, означающего «фиолетовый», а название бром произошло от греческого слова, означающего «зловоние». Вот такие вещи мне нужно было знать! Я сунул толстый красный том под свитер и поднял его наверх, и только позже я заметил имя Х. де Люс, написанное на форзаце. Книга принадлежала Гарриет.

Вскоре я обнаружил, что в каждую свободную минуту просматриваю его страницы.Бывали вечера, когда я не мог дождаться сна. Книга Харриет стала моим тайным другом.

В нем были подробно описаны все щелочные металлы: металлы со сказочными названиями, такими как литий и рубидий; щелочноземельные земли, такие как стронций, барий и радий. Я громко обрадовался, когда прочитал, что женщина, мадам Кюри, открыла радий.

А еще были ядовитые газы: фосфин, арсин (известно, что единственный пузырек которого смертельный), перекись азота, сероводород.. . списки продолжались и продолжались. Когда я обнаружил, что даны точные инструкции по составлению этих соединений, я был на седьмом небе от счастья.

Когда я научился разбираться в химических уравнениях, таких как K4FeC6N6 + 2K = 6KCN + Fe (которые описывают, что происходит, когда желтый примесный калий нагревается с калием для получения цианида калия), Вселенная была открыта раньше. я: Это было похоже на то, что я наткнулся на книгу рецептов, которая когда-то принадлежала ведьме в лесу.

Больше всего меня заинтриговало открытие того, каким образом все, все творение - все это! - скреплено невидимыми химическими связями, и я нашел странное, необъяснимое утешение, зная, что где-то, хотя мы не могли видеть этого в нашем собственном мире, там была настоящая стабильность.

Сладость на дне пирога

Лето 1950 года не принесло ничего необычного для 11-летней Флавии де Люс: велосипедные прогулки по деревне, наблюдение за своими соседями, безжалостные сражения с ее старшие сестры, Офелия и Дафна, и варившие ядовитые смеси, замышляя месть в заброшенной викторианской химической лаборатории своего дома, которую Флавия потребовала для себя.

Но затем внимание Флавии привлекает череда таинственных событий: на коврике находят мертвую птицу, причудливо приколотая к ее клюву почтовая марка.Загадочная ночная гостья за закрытыми дверями спорит со своим отчужденным отцом, полковником де Люсом. А ранним утром Флавия находит рыжеволосого незнакомца, лежащего на огуречной грядке, и наблюдает, как он делает последний вздох. Для Флавии лето начинается всерьез, когда убийство приходит в Бакшоу: «Хотел бы я сказать, что я боялся, но я не боялся. Напротив. Это было, безусловно, самое интересное, что когда-либо происходило со мной в моей жизни. вся жизнь."

Незнакомец умер от отравления? Пропала вещь у миссис Уэйн.Пирог с заварным кремом кефали, и никто из де Люсов не посмел бы съесть это ужасное блюдо. Или он мог быть убит верным помощником семьи, Доггером ... или самим полковником! В этот момент Флавия берет на себя обязательство раскрыть преступление - даже если это означает утаивание информации от деревенской полиции, чтобы защитить свою семью. Но затем ее отец признается в преступлении по той же причине, и Флавия должна освободить его от подозрений. Только у нее хватило смекалки проследить за уликами, раскрывающими личность жертвы, и заговором, уходящим в темное прошлое де Люса.( из Doubleday Canada )

Прочитать отрывок | Автор интервью

В туалете было черным, как старая кровь. Они затолкали меня и заперли дверь. Я тяжело дышал через нос, отчаянно борясь за спокойствие. Я пытался считать до десяти при каждом вдохе и до восьми, медленно выдыхая каждый вдох в темноту. К счастью для меня, они так плотно втянули кляп в мой открытый рот, что мои ноздри остались беспрепятственными, и я мог втягивать один медленный вдох за другим затхлый затхлый воздух.

Я пробовала засовывать ногти под шелковый шарф, которым связывали мои руки за спиной, но, поскольку я всегда кусала их за живое, ловить было нечего. Желаю удачи, что я не забыла соединить кончики пальцев вместе, используя их как десять твердых маленьких оснований, чтобы раздвинуть ладони, когда они туго затянули узлы.

из Сладость на дне пирога Алан Брэдли © 2009. Издано Doubleday Canada.

Сладость на дне пирога (Flavia de Luce, # 1) Обсуждение книги

С возвращением. Подождите, пока мы войдем в вашу учетную запись Goodreads.

Сладость на дне пирога: Тайна Флавии де Люс

Бантам, 9780385343497, 416pp.

* Цены в отдельных магазинах могут отличаться.

Алан Брэдли - бестселлер New York Times , автор множества рассказов, детских рассказов, газетных колонок и мемуаров The Shoebox Bible . Его первый роман Флавии де Люс, «Сладость на дне пирога», получил премию «Дебют кинжал» Ассоциации криминальных писателей, премию Дилис, премию Артура Эллиса, премию Агаты, премию Макавити и премию Барри. и был номинирован на премию Энтони.Другие его романы Флавии де Люс: Сорняк, который нанизывает сумку палача, Красная сельдь без горчицы , Я полубольна от теней , Говоря среди костей, Мертвые в сводчатых сводах, Как трубочисты Come to Dust, Thrice the Brinded Cat Hath Mew'd, и The Grave's a Fine and Private Place, , а также рассказ из электронной книги «Загадочная история с медным трупом».

« Безумно умная история, абсолютно правдивый и оригинальный голос, и английский загородный дом в лето: Александр Макколл Смит знакомится с сэром Артуром Конан Дойлем. Пожалуйста, пожалуйста, мистер Брэдли, скажите мне, что мы скоро снова увидимся с Флавией? »- Лори Р. Кинг, автор серии« Мэри Рассел »

« Замечательная книга Алана Брэдли, The Sweetness at the Bottom » Pie , - фантастическое чтение, победитель.Флавия сразу же уходит со страницы и проводит за мной весь день. С нетерпением жду следующей книги. Браво!" - Луиза Пенни, автор Натюрморт

“ Сладость на дне пирога предлагает читателю драгоценный дар богато воображаемого и сочного нового мира - но уникально, потому что это - мир Флавии Сабины де Люс: одиннадцатилетняя девочка, совершенно победоносная и в целом восхитительно мерзкая работа. Настоящее удовольствие от начала до конца.»- Гордон Дальквист¸ автор книги « Стеклянные книги пожирателей снов »

« Алан Брэдли варит игристый стакан веселья в своей дьявольски умной, злобно забавной дебютной загадке, запускающей одиннадцатилетнюю героиню со страстью к химии –И месть! Какая восхитительная оригинальная книга! »- Кэролайн Харт, автор серии« Смерть по требованию »

« Совершенно очаровательная! Одиннадцатилетняя Флавия де Люс оказалась одной из самых не по годам развитой, находчивой и, в общем, просто опасной героини.Злодеи - и старшие сестры - берегитесь! »- Лиза Гарднер, автор книги Say Goodbye

« Флавия - очаровательно умный новый сыщик с чутьем выявлять ребенка - и детектива - во всех нас ». - Кристофер Фаулер, автор серии «Особые преступления»

«Уверенный в своей истории, темпе и голосе, Сладость на дне пирога восхитительно сочетает в себе все ингредиенты великолепного повествования. Роман, который вы можете передать любому читателю, зная, что он доставит ему удовольствие.- Эндрю Пайпер, автор книги The Killing Circle

«Рассказанная в ходе наблюдений за научными экспериментами над 11-летней девочкой, эта веселая-веселая тайна убийства столь же снисходительна, как и банти. годовой. Флавия де Люс, дочь отца и покойной матери-филателиста, умершая в младенчестве, находит тело на огуречном поле. В последовавших за этим перипетиях, сосредоточенных вокруг гнездовых привычек бекаса и последнего слова мертвеца, она доказывает, что она неукротимая сыщик, как и следовало ожидать от девушки, которая говорит: «О, дура!».- Good Housekeeping, UK

«В июне 1950-х годов почти одиннадцатилетняя Флавия де Люс, преодолевшая мучения двух старших сестер и замышляющая месть в своей викторианской химической лаборатории, заинтригована тайной бекаса. с редкой печатью в клюве, найденной на пороге разрушающегося загородного дома де Люс. И она удивлена ​​эффектом, который мертвая птица оказывает на ее одержимого печатью отца, полковника. Когда на огурцовом участке обнаруживается что-то гораздо худшее и семейные тайны начинают разгадываться, Флавия должна использовать все свои дедуктивные способности, чтобы раскрыть тайну и преступление.Не по годам развитая и одновременно очаровательная, Флавия - чудесный персонаж. Причудливо привлекательный, это определенно необычный криминальный роман ». - Choice Magazine , «Книга месяца».

«Блестящая, неотразимая и неисправимая, Флавия ждет долгое будущее… Таинственный дебют Брэдли - выдающийся. «- Kirkus Reviews , отмеченный обзор

« Развлечения для читателя…. Поклонники культовой «Гарриет-шпионки» Луизы Фитцхью встретят 11-летнего сыщика Флавию де Люс, героиню шумного дебюта Брэдли.»- Publishers Weekly

« Восхитительный детектив.… Веселый, эксцентричный и озорной. »- Tangled Web , UK

« Абсолютное удовольствие. Это оригинальная, умная, занимательная и забавная ... необыкновенная лабиринт тайн и интриг ... заставляющая читателя перелистывать эти страницы в восхитительном предвкушении ... потрясающая книга, настолько непохожая ни на что. ”- Material Witness

«О, как удивительна и приятна подлинная оригинальность! ... Я просто не могу вспомнить, когда в последний раз мне так нравилось быть в компании рассказчика от первого лица ...».У Брэдли просто удивительный дар вкладывать сравнения и аналогии в уста Флавии ... сюжет - это великолепная выдумка с приятными умозаключениями и прекрасной исторической предысторией ... . И вдобавок ко всему это действительно оригинально ... через несколько лет мы вполне можем поговорить об одном из великих голосов и великих сериях детективов. Я прибегаю к - и очень, очень редко использую это - к этому старому клише, которое необходимо прочитать.»- Обзор свидетельств

« Прекрасно написанный, увлекательный роман… Редко, когда книга, от которой я испытываю страстный восторг, оказывается на моем столе, и это одна из тех особых книг, которая полностью заслуживает пяти звезд. Сюжет продуман, диалоги продуманы и лаконичны, а пребывание в голове Флавии де Люс восхитительно. Ее кричащий, сухой юмор и безропотное разочарование в мире взрослых серьезно развлекают ... Я любил ее до смерти. - Oh Baby Magazine, NZ

«Восхитительно развлекательный. –The Guardian, UK

«Первая страница… такая восхитительная, что мне пришлось остановиться в середине The Girl Who Play with Fire , чтобы прочитать остальную часть. Флавия заслуживает Нобелевской премии по химии, а Алан Брэдли - премии Эдгара. Кто-нибудь коллекционирует марки? » –Пол Ингрэм

«Если бы когда-нибудь и была героиня, ставшая звездой, то это была бы Флавия де Люс… Подумайте, Агата Кристи скрестилась с Митфордами и пронизана озорным юмором». - Sunday Herald, Australia

«Если вы сведете воедино дедуктивные способности Шерлока Холмса, химический талант мадам Кюри и доктора Кюри.Рвение Джекилла в сознании 11-летней девочки, ее имя было бы Флавия де Люс ... полная тайны, очарования и химии. Его сообразительный диалог, насмешливый юмор и яркие персонажи сохранятся надолго после того, как книга вернется на полку ». - Discovery Channel , в печати

« Она вымышленная 11-летняя девочка, живущая детективом. в Англии в 1950 году. Он настоящий 70-летний телеинженер на пенсии, живущий сегодня в Келоуне, Британская Колумбия. Вместе они взлетают на большие высоты в международном литературном мире.- Гражданин Оттавы

«Брэдли ловко готовит едкое, но чуткое чтение, которое укоренилось в английских деревнях и государственных школах и преследуется секретами. Его свежая и новаторская Флавия де Люс ... это новый голос, блестящий и жестокий, забавный и уязвимый ... Я не мог читать книгу достаточно быстро ... Еще одна порция, пожалуйста! » –Мэри Ари, книжный магазин Seattle Mystery; Сиэтл, Вашингтон

«Потрясающе интересный… Сладость на дне пирога представляет очаровательного и увлекательного сыщика.»- Список книг , обзор со звездами

« Свежий, увлекательный первый роман ». - Библиотечный журнал

Похвала от награды за дебютный кинжал Судьи Британской ассоциации криминальных писателей:

" Мне действительно понравился голос персонажей в этом фильме, особенно Флавии, энергичной главной героини, и чувство места прекрасно описано, особенно когда рассказывается история дома и его обитателей. и его три дочери хорошо написаны, юмористичны, а отношения между братьями и сестрами очень реалистичны.Автора следует похвалить за создание произведения, вызывающего ностальгический интерес, а также загадки убийства, местами это почти читается как роман Энид Блайтон для взрослых! »

« Я обожал это! Наша героиня освежающе юная, веселая и острая, а автор создает такое сильное ощущение времени и места. Эксцентричная семья Флавии восхитительна, и мне нравится видеть, как они общаются в своем сумасшедшем доме. В сюжете также есть интересная глубина - коллекционирование марок, химические эксперименты и признание прошлых событий и того, как они повлияли на этих персонажей.Тон автора очень ироничен и предлагает нечто совершенно иное в этом жанре, а рассказ продуманно структурирован и красиво написан. Это не похоже на первый роман. Предполагая, что сама тайна будет такой же заманчивой и гладкой, как и открытие, я могу увидеть, как Флавия раскрывает преступления во взрослой жизни. И название тоже отличное! "

" Я думаю, самый оригинальный из всех, с восхитительно обманчивым началом, которое действительно задает тон жуткого веселья. Флавия - прекрасное создание, как и остальные члены ее эксцентричной семьи, из нее получается очень интересный сыщик.Подумайте о Митфордах, как их представила Дороти Л. Сэйерс. Сюжет с его интригующими филателистическими элементами очень гениален и предлагает очень хороший конец с забавным поворотом. Думаю, получится очень хороший воскресный вечерний телик ».

Смотрите также

• 
  Пирог каркасной стены с осб снаружи
• 
  Начинка из грибов для пирога
• 
  Пирог с земляникой рецепт
• 
  Два с половиной повара пирог со сливами
• 
  Шоколадный пирог рецепт
• 
  Начинка для пирога из слоеного теста сладкая
• 
  Пирог из сухого киселя рецепт
• 
  Творожно ягодный пирог с замороженными ягодами
• 
  Яблочный пирог простой рецепт
• 
  Шоколадно творожный мягкий пирог
• 
  Дрожжевое жидкое тесто для пирога с капустой